И тут на подоконнике я увидел гусиный строй сосновых шишек. Вчера в жажде истребления я забыл про них, а то бы уничтожил, а сейчас вздрогнул от радости, осторожно, словно едва оперившегося птенчика, взял одну и посадил в проволочно-кудрявую шевелюру Мёба, а потом огляделся — не осталось ли где и шпаргалок. Но шпаргалок не осталось.
Брякнул телефон. Ага, вот оно, начинается! Нажав роботу нос, я ответил:
— Да.
— Эп? — Как молния сверкнул этот голос, и я онемел. — Эп!.. Алло! ты слышишь меня? — Я медленно опустил трубку, но быстро сорвал ее, когда телефон зазвонил опять. — Алло! Эп!.. Ты почему молчишь? — Как мне хотелось слушать и слушать ее, но я снова, почти через силу, положил трубку и снова поднял. — Эп! Ты же там! Я слышу твое дыхание!.. Что случилось? — все с большим волнением спрашивала Валя. — Почему ты молчишь?
Я, наконец, выдавил:
— Мне нечего сказать.
Валя звонила еще дважды, Мёб добросовестно отвечал, что это квартира Эповых, а я стоял рядом, снова подавленный, парализованный и убитый. Не помню, как я оказался в кресле и сколько времени так просидел, но двери вдруг распахнулись, и появилась Валя Стрельнув взглядом в кухню и гостиную, она вошла ко мне, прикрыла за собой дверь, прижалась к ней спиной, как тогда у них, при первой встрече, и прошептала, широко открыв полные тревоги глаза:
— Эп, что случилось?
— Ничего, — ответил я, охваченный какой-то мертвящей радостью, — Я вчера был у вашего дома.
— Когда?
— Вечером?
— И что? — насторожилась Валя.
— И все видел.
— Что все?
— И мотоцикл, и Толик-Яву, и гебя.
— Так, — сказала она потупившись.
— И еще я видел, как ты целовала его, — с трудом проговорил я.
— Врешь! — крикнула она и испуганно закусила пальцы, косясь по сторонам.
— Дома никого, — успокоил я.
— Врешь, Эп! — тише повторила она. — Ты не мог видеть, как я его поцеловала, потому что я не целовала его. — Валя шагнула к дивану и уперлась коленками в его валик.
— Или он тебя.
— И он меня не целовал! Он хотел только!.. Эп, — она чуть присела и издали заглянула в мои глаза, — признайся честно, что ты ведь не видел самого поцелуя.
В запальчивости я внушил себе, что видел все подробности, но тут вспомнил, что, действительно, самого-то поцелуя я не видел, и, почувствовав, что начинаю краснеть, опустил голову.
— Вот то-то! — Валя выпрямилась и даже чуть притопнула ногой. — А если ты был до конца…
— Не хватало мне быть до конца!
— И жаль! Ты бы видел, как я его треснула! С него даже шлем слетел и скатился в лужу!
Какое-то щемящее облегчение стало заполнять меня, но я, нарочно не поддаваясь ему, сказал:
— Это уже детали. Главное, существует сам Толик-Ява… Надеюсь, он-то не мираж?
— Вот с этого и надо было начинать, — проговорила Валя и, отвернувшись от меня, полусела на диванный валик. — Толик-Ява не мираж. Он был. И мы дружили. Почти три месяца. До вчерашнего дня. И я бы не скрыла от тебя, если бы ты спросил. Я все думала: вот-вот спросишь, вот-вот спросишь, а ты?.. Как будто нашел меня на необитаемом острове, одну-одинешеньку! А я жила среди людей! И я не кривая, не горбатая и не однорукая, как вон Мёбиус! За мной мальчишки табуном бегают и дерутся из-за меня!.. Толик-Яве и песку в бак насыпали, и колеса протыкали, и лупили. И он лупил. Знаешь, как они дерутся! — воскликнула она восторженно-боязливо, полуповернувшись ко мне. — И я за тебя опасалась. Пронюхают, узнают — и все! Ты же драться не умеешь!
— Кто тебе сказал? — нахмурился я.
— Чувствую!
Я хотел возразить, что, мол, за тебя бы сумел, но промолчал.
— Вот видишь, не умеешь!..
Да ты и сам вчера доказал. Я бы на твоем месте ему все глаза выцарапала! То есть не глаза, а так надавала бы, что!.. А ты сбежал!
Да, это был колючий упрек. Правда, я сбежал не потому, что испугался драки, нет — мне просто мысль эта не пришла в голову, а если бы пришла, то не знаю, кинулся бы я или нет. Зеф, мерзавец, сорвал мне ту стычку — я бы сейчас был уже опытным! Хотя дерутся, по-моему, не ради победы, а ради драки, чтобы поддержать собственное я. Сколько я видел потасовок, все они кончались ничьей, начистят противники друг другу физиономии и разойдутся, довольные, как два победителя.
Видя мои раздумья, Валя сказала:
— Ничего, Эп, все еще впереди.
— Что все?
— Все. — Она пересела на диван, рядом с валиком, одернула свою черную мини-юбочку и сцепила руки под коленями. — Нет у меня больше Толик-Явы, нег никого. Один ты… Вот это я и хотела тебе вчера сказать, что я теперь только твоя. Да, видишь, не успела. Говорю сейчас. Решай теперь сам.
И оба мы грустно уставились в пол, в одну, кажется, точку, так что мой взгляд, как бы отражаясь, переходил в Валин.
Я понял, что случилось чудо, что меня, как замороженную лягушку, погрузили в теплую воду, и вот я оттаиваю, медленно и верно, уже чувствуя, что буду жить, но еще не пытаясь шевелиться, чтобы случайно не хрупнули переохлажденные клетки. Валя, точно уловив мое состояние, не спешила тормошить меня, а продолжала отогревать тихим голосом.
— Я специально купила Свете и Николаю билеты в кино на восемь часов, чтобы остаться одной. И они ушли. А я села у приемника и стала ждать. И услышала. Правда, шум был и треск какой-то, но услышала. И сразу хотела позвонить, но тут он забибикал под окном. Мы договорились встретиться вечером. Ну, я ему и выложила, что, мол, все! Он, конечно, понял, что у меня кто-то появился, выпытывал, обещал выследить. Бoюcь я. У него дружков полно.
Словно очнувшись, я сказал:
— У меня тоже. Авга Шулин вон свистнет — и весь Гусиный Лог будет тут как тут!
— Правда?
— Конечно.
— Ой, да ну вас! Еще до резни дойдет!
— Все будет тихо! Хлопцы из Гусиного Лога не любят шуметь! — плел я святую ложь, чтобы только успокоить Валю, но, кажется, еще больше растревожил, а сам уже прикидывал возможные варианты действительной драки.
Мы сейчас были с Валей как бабушка с дедушкой, обсуждающие какие-то хозяйственные вопросы. Валя вдруг насторожилась, заводила головой, принюхиваясь, и сказала:
— Эп, утюгом пахнет!
— А-а! — воскликнул я, бросаясь со всех ног в кухню.
На левой, самой маленькой конфорке, куда я недавно ставил блестящий никелированный чайник, угрожающе-молча восседало мрачное фиолетово-пятнистое пугало. Я схватил его тряпкой и сунул под холодную струю. Чайник затрещал и с шипением пустил к потолку клубы пара и чада. Валя открыла форточку и полотенцем давай выгонять чад. как мух. Я выключил печку и замахал маминым передником, но сообразил, что проще открыть дверь на лестницу и все мигом вытянет.
Распахнув дверь, я обомлел: по лестнице, только что миновав четвертый этаж, во главе с Шулпным, Забровским и Зефом, поднималась целая ватага наших ребят, человек десять. Я выскочил на площадку, и закричал.
— Ура-а, послы!
— Вот он! — обернувшись, сказал Авга. — Я говорил, что дома! Раз Мёб отвечает, что «квартира Эповых, минуточку», значит, кто-то дома! А кому быть, если мать с отцом в школе!
— А вы звонили? — удивился я.
— Дважды, — сказал Васька.
— А-а! — протянул я, сообразив, что их звонки были сразу после Валиных, но я не брал трубку. — Не слышал!..
— Ну вот, он не слышал, а нам пришлось тащиться! Скорей давай пить. П-ить — умираем! — простонал Забор, но приободрился, увидев так с полотенцем и выходящую из кухни Валю. — О, да ты не один!.. Салют! А где хлеб-соль? Полотенце есть, а хлеб-соль где?
— А хлеб у вас, — ответила Валя.
Действительно, у всех в кулаках было по рваному куску хлеба, все жевали и дружно икали. Я представил им Валю, невольно оказавшуюся как в фокусе вогнутого зеркала. Она несколько раз стесненно кивнула, а Шулина радостно ухватила за рукав. Авга ухмыльнулся, видно, поняв, что раз она здесь, то что-то изменилось. Зеф, приблизившись к Вале почти вплотную и заглянув ей в самые зрачки, внушительно проговорил:
— Миша!.. Цыган! Хочешь, докажу? Пожалуйста! Ты не сестра Аскольда Эпова и не соседка. Твоя фамилия Снегирева! И ты учишься в седьмой школе! Все правильно?
— Все!
— Я тебе понравился?
— Да.
Мишка закрыл глаза и повалился. Его поймали, поставили и смеясь хлынули за Валей в кухню пить, отфукиваясь от космического запаха перекаленно-горелого железа. Я задержал Ваську в коридоре и удивленно спросил:
— Почему вы такие веселые?
— Это на нервной почве!
— А почему вы здесь!.. Как форум?.. Где остальные?.. Ничего не понимаю…
— Остальные внизу. Весь класс.
— Как? И вы?..
— Что мы?.. А-а, нет! Это ты кустарь-бунтовщик, а мы профессиональные дипломаты. Мы чуть выждали, и, когда родители въярились до предела, учителя сами попросили нас погулять с полчасика… Пусть одни поговорят.
— Значит, вы возвращаетесь? — спросил я.